После выхода из карантина в Третьяковской галерее открылась одна из самых ожидаемых выставок года – «НЕНАВСЕГДА. 1968–1985». Масштабный проект стал продолжением трилогии о послевоенной жизни СССР: первая часть была посвящена оттепели (2017 год), нынешняя – эпохе застоя, следующая будет о перестройке. Выставка позиционируется как исследование, цель которого – проанализировать индивидуальное и массовое сознание этого времени. Впрочем, проект получился не только о поре минувшей, но и стал отсылом к нынешней.
Выставку открывает зал официоза – «Ритуал и власть». Красная дорожка на паркете, зеленые «кабинетные» стены, портреты дорогого Леонида Ильича: маслом – кисти Таира Салахова, и в мозаике – Нади Леже, супруги знаменитого французского кубиста. Несколько алюминиевых барельефов известного монументалиста Михаила Бабурина: советские труженицы со стогами пшеницы с правильными, почти греческими чертами лица и статностью римских статуй. Классические примеры соцреализма – официального искусства того времени. Это надстройка, как писал Маркс; про базис промолчим. Копнем глужбе, под верхний исторический слой официальной идеологии. Собственно, о нем основная часть выставки.
В восьми залах смешиваются в странный ностальгический коктейль смыслов и бессмыленности произведения самых разных жанров и степени публичности. Из официоза – к фантастике в стиле Стругацких: картины, написанные с фотографической четкостью, представляют фантасмагорические сюжеты освоения других планет или запуска ядерных ракет на фоне ликующего маскарада в Венеции. К фотореализму официальная критика относилась с осторожностью (и было почему), но все же принимала в качестве способа осовременивания традиционной живописи.
Абсолютным противовесом соцреализму стал соц-арт – пародия на официальное искусство. Отцы-основатели ироничной метафизики с политическим оттенком – Виталий Комар и Александр Меламид – придумали это направление, как ни странно, в пионерлагере, где рисовали официальные плакаты. Пошутили. Потом еще и еще, причем, удачно и остро, и в итоге выехали на Запад в 1970-х годах, где успешно продолжили свою художественную карьеру. По соседству с профилями Комара и Меламида в стиле Маркса и Ленина – и другие примеры искусства, которое не могло быть выставлено ни на одной официальной площадке, зато интересно обитало на кухнях и в квартирах. Например, ломаный «График истории» легендарной группы «Гнездо» – игровая модель, демонстрирующая закономерность в проведении съездов КПСС. Кстати, оказалось, что линия активности партийных собраний совпала с данными о вспышках на солнце, и это уже не шутка, хотя работа, конечно, представляет собой абсурдистский жест. Московский концептуализм, полный иронии и иносказательности, – самая большая и ценная часть в истории искусства эпохи застоя. Впрочем, на выставке он занимает не так много места, хотя главные герои на месте. Это и группа «Коллективные действия», совершавшие абсурдные акции в подмосковных лесах и полях (а где ж еще?). И Юрий Альберт, который, в частности, предлагал всем желающим помощь художника в любых бытовых вопросах – от покупки продуктов до замены лампочки. Бесплатно. И Дмитрий Александрович Пригов – здесь его баночки – со смертью, естеством и борьбой противоположностей, ну и с водкой. И Леонид Соков с серией золотых рук, ног и имен (имя одно – Илья, фамилии разные – Кабаков, Глазунов, Репин).
Из этого иронического контекста – прыг – в мистический реализм. Переходя из зала в зал, кажется, что путешествуешь по разным параллельным мирам, иной раз до абсурда противоположных своими эстетическими формами и образностью. За это, наверное, многие будут ругать этот проект, потому что вместе, на одном «столе» это смотрится как винегрет, который заедают салом вперемешку с мороженым. Однако в этом-то вся соль – все эти очень разные художники жили и работали в одно время и в одной социально-политической среде. Каждый по-своему искал выход из загнивающей мечты о светлом будущем. У каждого был свой внутренний космос, существующий параллельно с публичной действительностью. Мистический реализм – одно из таких окошек вовне, от которого, возможно, у нынешней власти могут встрепенуться какие-то чувства. В хронику событий попала фотография министра культуры Ольги Любимовой, которая пришла на открытие выставки: с остолбеневшим выражением лица она смотрит на работу Анны Добровенской «Летопись души народной» – керамический объект в виде потрепанного фолианта с изображением безликой Богоматери и младенца. В этом разделе, впрочем, и правда есть над чем подумать. Кадры из кинофильма «Первороссияне» (1967) походят на концептуальный видеоарт, наполненный множеством отсылок и экспериментов с цветом и формой. Неудивительно, что постмодернисткая образность, с которой рассказывается история большевиков, отправившихся на освоение очередной целины, не прошла цензуру и фильм лежал на полке вплоть до 2009 года.
Следующий прыжок в космической эпохе застоя – прямиком в деревню. Одна из главных тем советского искусства, которая, согласно идеологическому заказу, должна подаваться как позитивная история о тружениках-рабочих, предстает здесь в ином ключе. В деревенской живописи сквозит тема тотального одиночества и отрешенности. Пейжаз Игоря Оброса «Светлый день» напоминает нам нынешним будни изоляции – цветы на окне с видом наружу. «Наружа» вроде бы и манит своим светом, но при этом угнетает своей недостижимостью. Сюда же, как и в предыдущий раздел, вписался мастер «сурового» стиля Виктор Попков: сюжеты привычные и понятые, в духе того времени, а живопись – угловатая, мрачная.
Даже разделы «Детство» и «Сообщество» – с этой тенью отрешенности и углубленности в себя. «Ежик в тумане», наверное, мог родиться только в то время, и ни в какое другое. Как и картины Татьяны Назаренко – пограничные между официальным и неофициальным искусством, изображающие людей, которые вроде бы вместе, компанией, но с ощущением погруженности в себя. Хотя на фотохрониках «Бульдозерной выставки» совсем другой градус сплоченности и общности. Символично, что за углом от истории «Бульдозерной выставки» висит картина «До свиданья, Миша!» Сергея Лучишкина, изображающая самый известный эпизод Олимпиады-80: Мишка взлетает над ликующим стадионом, украшенным радугами. Кто бы мог подумать в эпоху застоя, что сегодня такая тема может трактоваться двусмысленно и вызвать вопросы сверху?
Шаг за шагом исследуя Вселенную застоя, со всеми ее «можно» и «нельзя», мы приходим к финальной точке под названием «Исчезновение», где в центре внимания оказывается творчество Ильи Кабакова. Создатель тотальных инсталляций, которые способны погрузить зрителя целиком и полностью в абсурдность и прелесть советской действительности, представлен несколькими работами. Главная из них – «Вшкафусидяший Примаков»: иллюстрированная история героя, который вышел через шкаф в отдельный личный космос.
Эпоха застоя двойственна – к этой мысли сводят свое исследование авторы выставки, кураторы Кирилл Светляков, Юлия Воротынцева и Анастасия Курляндцева. В эпоху, когда политическая, гражданская и социальная жизнь социума была «на паузе», были свои плюсы и минусы, и свое движение. Раздвоение – на публичное и личное, официальное и неофициальное – стало одним из маркером эпохи. Выход был определен – «Перемен требуют наши сердца». Отрывком из фильма «Асса» с нетленной песней Цоя завершается путешествие в эпоху застоя. Экран висит над проходом, занавешенным тяжелыми шторами. Если их приоткрыть, взгляд падат на официальный портрет Брежнева… Такой вот ожидаемый финал с заделом на новый проект. Это «навсегда» было не навсегда. Пусть эта истина будет над уроком и утешением – приветом из ностальгического прекрасного прошлого.